«…История введения в практику воздушного или генераторного газа очень сложна и тесно связана с доменным производством чугуна, потому что при нём из верхнего отверстия горна, куда засыпается смесь угля и руды, выделяется горючий газ вместо воздуха, что вдувается снизу, который содержит преимущественно азот и окись углерода…»

Д. И. Менделеев

В России с давних времён (никак не позднее XII сто­летия) было развито смолокурение — т. е. получение из древесины смолообразных продуктов методом сухой пе­регонки. Несколько позднее развились углежжение и дёг — текурение. Смолу, а также дёготь и смоляной пёк вывози­ли в страны Западной Европы, главным образом, для нужд судостроения. Первый Российский Император Пётр I (годы жизни 1672-1725; «в должности Императора» с 1721 г. по 1725 г., до этого с 1682 г. по 1721 г. — «простой» Царь и Великий Князь Всея Руси) лично наблюдал за производ­ством смолы и регулировал её вывоз в другие страны. Пи — ролизный газ при этом тогда, видимо, никак не использо­вался.

Тем не менее, существует небезосновательное мне­ние (изложенное, например, А. А. Самылиным и М. Г. Яши­ным в работе под названием «История развития транс­портных газогенераторов», опубликованной в журнале «Леспроминформ» № 7 (73) за 2010 г.), что и в области получения и использования искусственных горючих газов мы были «впереди планеты всей».

Дело в том, что отечественные металлурги на по­строенных по указам и грамотам Петра I в конце XVII — начале XVIII вв. на Урале «железоделательных» казённых заводах освоили плавку руды в т. н. «домницах» (см. Рис. 4.1).

Сами «домницы» были известны на Руси ещё с XIV века (название этой печи происхо­дит от старославянского слова «дмение», что значит «дутьё»).

В XV столетии т. н. «сыродутное железо» получали в домницах в Олонецком крае, в районе Новгорода и Тулы.

Для обеспечения нужной температуры сначала использовали, видимо, древесный уголь, затем и горючий газ (впоследствии названный «доменным»), получаемый путём «том­ления» твёрдого топлива в «высоком слое». Российская доменная техника того времени была хорошо известна за границей, а иностранцы были частыми гостями наших заводов и промы­слов. О том, что русские мастера достигли в этом деле больших успехов, свидетельствует, в частности, в своих записках западноевропейский историк конца XVIII века и металлург Л. Берг. Всё это позволяет предположить, что именно на основе (или, как минимум, с учётом) богатейшего опыта русских металлургов их европейскими коллегами (см. Гл. 3) и был создан новый вид технологического оборудования — газогенератор.

Эту точку зрения, видимо, разделял и великий русский учёный Д. И. Менделеев (см. эпиграф к главе).

Рис. 4.1 Стилизованное изображение уральского мастерового рядом с домницей

Российская история публичного уличного освещения началась, по видимому, в 1602 го­ду. Тогда по указу Бориса Годунова, ожидавшего приезда в Москву датского принца, за кото­рого планировал выдать замуж свою дочь, на улицы были вынесены специальные жаровни.

Горевшее в них масло (хотя, теоретически эта могла быть и нефть — первую «горючу густу во­ду» в Москву из Ухты доставили в 1597 г.) осветило ярким светом подъезды к Кремлю.

В 1698 г. в подмосковном селе Преображенском возле царского дворца Петра I зажгли восемь масляных ламп освещения.

Первые огни в городе на Неве вспыхнули 23 ноября 1706 года, когда отмечался разгром шведских войск под Калишем. На четырех улицах, выходивших к Петропавловской крепо­сти, вывесили — на один осенний вечер — довольно яркие масляные фонари.

В 1718 г. по указу Петра I четыре масляных фонаря установили в Санкт-Петербурге перед старым Петровским Зимним дворцом (до первого газового фонаря в российской сто­лице оставалось ещё около 100 лет; см. ниже).

В 1721 г. в Берг-коллегию поступило донесение от Григория Черепанова, в поисках ру­ды обследовавшего берега северных рек. На Ухте он увидел «нефтяные ключи»: на поверх­ность реки всплывало «чёрное масло», которое жители собирали черпаками.

В 1723 г. хлопотами рачительного генерал-полицмейстера Антона Дивиера в столич­ном граде насчитывалось уже почти 600 уличных фонарей освещения. Наряду с маслом позднее в них стали применять смесь хлебного спирта и скипидара (веществ, получаемых с использованием технологий, близких к технологиям газификации конденсированных топлив (в широком смысле данного понятия).

В 1724 г. Г. Черепанов собрал немного нефти и отправил её в Берг-коллегию. Петр I Весьма заинтересовался посылкой, но в следующем году император скончался, и об ухтин­ском «чёрном масле» забыли на 20 лет.

В 1730 г. вышел Указ Сената относительного уличного освещения Москвы (речь в нём также шла об масляных фонарях).

В 1735 г. врачом М. Я. Лерхе было получено первое в России «минеральное масло». Им же были сделаны теоретические расчёты, подтверждающие возможность получения кероси­на из нефти путём перегонки.

В 1745 г. (почти за столетие до аналогичных событий в Западной Европе и Америке) русский купец и промышленник, уроженец Каргополя Фёдор Савельевич Прядунов органи­зовал в Ухте производство «белой/жёлтой нефти» (керосина), которую он продавал в Петер­бург, Москву и другие города как аптечное снадобьё. Кроме того, в «желтое масло» добавля­ли растительное и использовали полученную смесь для освещения. Эту первую в мире про­мышленную переработку природной нефти Прядунов осуществлял методом перегонки, включающей в себя и процесс газификации жидкого топлива. Но первый в мире нефтепро­мышленник разбогатеть не сумел. Более того, жизнь его вскоре трагически закончилась. За неуплату налогов Прядунов был посажен в долговую тюрьму, где и скончался в 1753 году.

Впрочем, некоторые историки считают первопроходцем освоения ухтинской нефтяной «целины» не Прядунова, а купца Набатова, который, возможно, на год раньше архангель­ского самоучки построил на Ухте установку по «передваиванию» нефти. Причём, если Пря — дунов по старинке собирал нефть с воды, то Набатов добывал нефть с помощью колодцев, очищал её и так же, как Прядунов, продавал в московские и питерские аптеки.

В 1791 г. русский академик Т. Ловиц предложил использовать специально приготов­ленный древесный уголь (твёрдый продукт неполной газификации древесины) для очистки воды, а затем и растворов селитры. Производству древесного угля и улучшению его качества в России тогда уделялось особое внимание, т. к. большие его количества расходовались не только для нужд металлургии, но и для производства пороха, который почти 500 лет был единственным универсальным взрывчатым веществом.

В 1798 г. естествоиспытатель И. Г. Георги впервые серьёзно занялся вопросом прибал­тийских (эстонских) горючих сланцев и описал условия залегания «горючей земли» (описа­ние камня, способного гореть, можно найти также в путевых письмах русского путешествен­ника А. Ю. Гюльденштедта, написанными несколькими десятилетиями ранее, а первое упо­минание о сланцах относится вообще к 1694 г.).

На рубеже XVIII и XIX веков в России появились первые производства, основанные на сухой перегонке древесины.

Перегонка древесины поначалу велась с целью по­лучения древесно-уксусного порошка (а из него уксусной кислоты), соли меди (т. н. «ярь-медянка»), применявшейся как краска, а также солей алюминия и железа, применяв­шихся в качестве протравы при крашении тканей.

В 1805 г. на отечественном Кусинском заводе была сооружена рудообжиговая печь, работавшая на колош­никовых (доменных) газах. С 1807 г. подобные печи для обжига руды действовали на Златоустовском и Саткин — ском заводах.

Создателем же первого российского аппарата для получения светильного газа из твёрдых топлив был от­ставной подпоручик лейб-гвардии Гренадёрского полка, переводчик Министерства коммерции, член (с 1809 г.) Комиссии М. М. Сперанского по составлению законов, титулярный советник Пётр Григорьевич Соболевский (см. Рис. 4.2).

Начиная с 1804 г. (по другим данным — с 1810 г.) он вёл работы по созданию промышленной газовой уста­новки, альтернативной конструкции Ф. Лебона, т. к. по­пытка российского Министерства коммерции купить в 1810 г. патент во Франции у наслед­ников одного из основоположников газового дела Ф. Лебона (см. Гл. 3) оказалась неудачной.

К ноябрю 1811 г. все оригинальные технические решения им совместно с компаньоном, отставным поручиком Д’Оррером (в некоторых документах именуемым Горрером) были ус­пешно реализованы, «…терпением они преодолели все трудности и, наконец, имели счастье достигнут ь совершенного успеха.».

Газета «Северная почта» в своём номере № 96 от 2-го декабря 1811 г. опубликовала статью «О пользе термолампа, устроенного в Санкт-Петербурге гг. Соболевским и Д’Оррером», в которой были и такие слова: «.Многие любители наук, любопытствовавшие несколько раз видеть сии опыты, удостоверились, что свет, сожиганием водотворного газа производимый, весьма ясен, не издаёт чувствительного запаха и не производит дыму, сле­довательно, не имеет копоти… Польза сего изобретения… и выгоды, оным доставляемая, суть столь обширны и многоразличны, что даже при самом точнейшем исследовании ка­жутся они почти невероятными, и потому самому изобретению оне можно почесть одним из важнейших открытий.».

Наиболее важным отличием термолампа Соболевского от аппаратов Лебона и других зарубежных изобретателей являлось то, что в отечественном агрегате было две печи сухой перегонки древесного топлива, которые могли действовать попеременно. Это существенно повышало надёжность работы установки. Кроме того, Соболевскому удалось превзойти сво­их западных коллег, усилив яркость пламени и устранив характерный для подобных аппара­тов запах. О том, какой резонанс вызвало в научных кругах Санкт-Петербурга изобретение термолампа, может говорить тот факт, что уже через три (!) дня после выхода газеты с упо­минаемой выше статьёй, 5 декабря 1811 г., Пётр Григорьевич был избран действительным членом Всероссийского Вольного общества любителей словесности, наук и художеств.

Рис. 4.2 Соболевский Пётр Григорьевич (1782- 1841)

В следующем номере газеты «Северная почта» № 97 от 6-го декабря 1811 г. снова рас­сказывалось о термолампе, причем автор материала особо отмечал, что Соболевскому удалось решить три важные технические задачи. Первая была связана с получением качественного по цвету и силе светового излучения пламени газового рожка; вторая — с устранением вредного отравляющего действия светильного газа (это обстоятельство имело большое значение, по­скольку «… во всех опытах, деланных как в иностранных государствах, так и в самой России, газ сей горел всегда слабым голубым пламенем, не производящим света, и рождал тяжелый запах для человека весьма вредный…»); третья касалась определения способа надежного под­
ведения на удаленное расстоя­ние светильного газа от термо­лампа к внутренним и наруж­ным устройствам освещения.

В данном газетном мате­риале также достаточно под­робно было описано как уст­ройство «термолампа», так и технологический процесс полу­чения горючего искусственного газа (см. Рис. 4.3).

Чугунный цилиндр, вде­ланный в печь, наполнялся дро­вами, затем отверстие плотно замазывалось, а весь цилиндр

Сильно подогревался горящими дровами. Дрова в цилиндре от сильного жара превращались в древесный уголь с одновременным образованием горючего газа, а также паров угольной кислоты и дёгтя. Газообразные продукты затем поступали в холодильник, где они охлажда­лись.

При этом кислота и дёготь, превращаясь в капли жидкости, стекали в приёмный сосуд, а газ, проходя через воду, очищался и поступал в хранилище. «…Подогревание цилиндра про­должается до тех пор, пока отделяется газ, когда же отделение опять прекратится, то сие служит знаком, что дрова, положенные в цилиндр, превратились в уголь совершенно. Тогда по простужении цилиндра, оный надлежит открыть и уголь вынуть. Цилиндр затем напол­няется вновь дровами для подогревания опять, когда отделение газа нужно будет…». Из хра­нилища газ подводился через трубки разной величины к лампам, установленным в помещении или на улице. Трубки были снабжены на концах кранами и, если к открытому крану поднести зажжённую бумагу или спичку, то выходящий из трубки газ загорался, и огонь продолжал го­реть у отверстия трубки «…Доколе газ выходить не перестает.». Таким образом, его можно употребить или на освещение улиц, или на отопление и освещение помещений.

Наиболее подробное и обстоятельное описание устройства «термолампа Соболевского» хранится в деле № 553 в фонде Российского государственного исторического архива.

14 декабря 1811 г. П. Г. Соболевский выступил на заседании Всероссийского Вольного общества любителей словесности, наук и художеств с обстоятельным докладом о своём изо­бретении. Вскоре этот доклад в сокращённом виде был опубликован в первом номере газеты

«Санкт-Петербургский вестник» за 1812 г., где во вступи­тельной части публикации редакция указала: «… мы спе­шим сообщить здесь чертеж и описание оного, надеясь удовлетворить любопытство тех, кои не могли видеть на месте сего во многих отношениях весьма полезного заве­дения…». Здесь же было дано и общее определение уста­новки для получения искусственного газа с упоминанием ее практического применения — «…Термолампами назы­ваются печи, посредством которых чрез пережигание де­рева вугольё освещаются и отапливаются покои…».

Рис. 4.4 Орден Святого Равноапостольного Князя Владимира

12 января 1812 г. согласно указу Российского Импе­ратора Александра I (официальные годы жизни 1777-1825; «в должности Императора» с 1801 г. по 1825 г.) титуляр­ный советник Соболевский и отставной поручик Д’Оррер Были удостоены высокой награды, ордена Святого Влади­мира 4-й степени (см. Рис. 4.4) «.за попечения и труды, с коими произвели в действие устроение термолампа, досе­ле в России не существовавшего.».

В дальнейшем, судя по документам, дошедшим до наших дней, Д’Оррер не принимал никакого участия в дальнейших попытках применить термоламп в «боевой обстановке» и, вообще, незаметно сошёл с исторического горизонта. Зато Соболевский развил в этом на­правлении бурную деятельность.

В «Касьянов день», 29 февраля 1812 г., «Санкт-Петербургский вестник» опубликовал «Проект освещения водотворным газом Адмиралтейского булевара и некоторые примеча­ния об устройстве термолампов». Речь в проекте шла об освещении газовыми фонарями проложенного вдоль внешних фасадов здания Адмиралтейства бульвара длиной около 1 км, обсаженном с двух сторон деревьями. По замыслу автора проекта П. Г. Соболевского на дан­ном бульваре необходимо было установить 100 газовых фонарей, расставленных на равном расстоянии друг от друга. Из газетного материала следовало, что установку для получения искусственного газа собирались поставить в «…Бывшем доме графа Самойлова, где ныне Губернские присутственные места, оттуда газ проведён быть имеет к фонарям посредст­вом подземных труб, которые ради дешевизны положены будут деревянные; впрочем, они сделаны особенным способом, так что могут прослужить долгое время без повреждений. Во избежание всякого замешательства или остановки, могущих произойти в случае какого — либо повреждения в печах, положено сделать две печи, которые имеют действовать попе­ременно; в каждой печи имеется по два чугунных цилиндра, вмещающих в себя оба вместе до 18 кубических футов…».

Стремясь познакомить со своим изобретением как можно более широкие слои публики, автор изобретения написал не менее обстоятельный труд под названием: «Руководства к устроению термолампов, содержащие в себе подробное описание употребления их для пуб­личного, так и домашнего освещения, применении оных к отапливанию покоев, к деланию угля и дёгтя и показание способа очищать пригорело-чёрствую древесину, дабы дать ей ка­чества настоящего уксуса», опубликованный в «Санкт-Петербургских ведомостях» № 15 за 1812 год.

Пётр Григорьевич небезосновательно беспокоился о судьбе своего изобретения и воз­можном ущербе для своей репутации и потому, в частности, писал в своих «Руководствах»: «. весьма вероятно, что большая часть испытаний, особливо сначала могут быть неудач­ны: и тогда обстоятельство сие послужит не к распространению, но к обезславливанию и опорочения полезного изобретения. Напротив того, когда пособием издаваемой мною книги люди основательно научаться образу устроения термолампов то нет никакого сомнения, что заведения сего рода с успехом и пользою повсеместно устроены быть могут ...».

Проект по поводу газового освещения Адмиралтейского бульвара был представлен на рассмотрение правительства, а затем Высочайше утверждён Александром I, предписавшим компенсировать сопряжённые с его реализацией затраты из государственной казны.

Реализации этого, как бы сейчас выразились, инновационного проекта не сильно по­мешало даже вторжение в Россию войск Наполеона и начавшаяся Отечественная война 1812 года.

Уже в октябре этого военного года П. Г. Соболевский отправляет письмо на имя предсе­дателя Комитета министров, министра полиции и главнокомандующего (генерал — губернатора) Санкт-Петербурга С. К. Вязьмитинова, в котором напоминает о себе и своём проекте. В заключение Петр Григорьевич поинтересовался, намеревается ли генерал- губернатор способствовать исполнению монаршей воли, а также назвал необходимую для реализации своего проекта сумму — 5000 рублей.

Поскольку любое упоминание о «монаршей воле» оказывало на Вязьмитинова завора­живающее впечатление, деньги были немедленно выделены. Проект начал обретать реаль­ные очертания, но и, одновременно, опутываться бюрократическими сетями.

В частности, в марте 1813 г. для всесторонней оценки изобретения Соболевского была организована специальная экспертная комиссия в составе экстраординарного академика, профессора физики и химии А. И. Шерера, профессора физики Главного педагогического ин­ститута В. Г. Кукольника и адъюнкта Соловьева.

Весной 1813 г. проект газового освещения Адмиралтейского бульвара (см. Рис. 4.5) был практически полностью реализован.

Рис. 4.5 Адмиралтейский бульвар в Санкт-Петербурге, где весной 1813 г. были установлены первые газовые фонари (рисунок заимствован из газеты «Тайны XX века» № 47 за 2011 г.)

Правда, его немного подкорректировали и, видимо, для наглядного сравнения вдоль одной, более удалённой от Невы стороны бульвара установили 50 газовых фонарей, а вдоль другой стороны оставили столько же фонарей, работающих на масле.

22 мая 1813 г. прогуливавшиеся вечером по Адмиралтейскому бульвару петербуржцы стали свидетелями, как установленные на бульваре фонари вспыхнули необычным синева­тым светом, а через 2-3 минуты загорели ровным белым ярким пламенем. Правда, из 50 газо­вых рожков в первый раз надёжно горели только 23 ближайших к термолампу фонаря.

Как бы то ни было, но первые, пусть и экспериментальные и не вполне надёжные Газо­вые фонари зажглись в российской столице всего на несколько лет позже, чем в Лондоне и в Париже, но раньше, чем в остальных городах Европы!

Испытания газового освещения с перерывами шли почти 9 месяцев (последний из 14 экспериментальных запусков случилось 20 февраля 1814 г.). Кроме членов комиссии оценить газовый свет лично пытались генерал-губернатор С. К. Вязьмитинов, генерал-полицмейстер И. С. Горголи, экстраординарный академик, член-корреспондент Петербургской Академии наук В. В. Петров и другие «официальные лица» из властных и научных кругов.

В финальном отчёте от 7 марта 1814 года экспертная комиссия признала, что по яркости газовые фонари действительно вы­глядят предпочтительней по сравнению с масляными. Но далее члены комиссии пус­тились в долгие утомительные расчеты, призванные доказать, что никакого эконо­мического эффекта от изобретения Собо­левского ожидать не приходится. Произ­водство газа, по их мнению, требовало слишком большого количества дров, в ко­торых Санкт-Петербург и так испытывал недостаток. В общем, вопрос в лучших бюрократических традициях был подве­шен…

Если члены комиссии никуда особен­но не спешили, то Соболевский, напротив,

Рис. 4.6 Внутренне устройство Санкт-Петер­Бургского Монетного двора начала XIX-го века

Был заинтересован в скорейшем внедрении термолампа и, почувствовав, что здесь он упёрся в бюрократическую стену, обойти её с помощью другого ведомства.

Ещё в начале экспериментальных работ на Адмиралтейском бульваре, 26 июня 1813 г. состоялось заседание Совета Министерства финансов, на котором наряду с прочими вопро­сами, было заслушано сообщение Соболевского.

В нём он выразил готовность построить на Монетном дворе (см. Рис. 4.6) печь для про­изводства из дров кокса («угольёв»), а также смолы и/или дёгтя. Печь эта фактически была тем же «термолампом», но ориентированным на конденсированные продукты.

Члены Совета, «.признавая со своей стороны производство сего опыта полезным…», постановили употребить на устройство печи сумму «…Из денег, отпускаемых Санкт — Петербургскому монетному двору на покупку угля.».

Данное решение было утверждено министром финансов Д. А. Гурьевым и 11 сентября передано для исполнения в Департамент горных и соляных дел.

30 сентября 1813 г. Департамент выдал предписания Соболевскому и вардейну (началь­нику) Монетного двора изучить вопрос о создании термолампа, а уже 4 октября Петр Гри­горьевич представил описание своей установки «… длиной 2 аршина, шириной 6 аршин, вы­шины с замком свода 3 аршина, вместимостью до 10 кубических сажен дров.».

На строительство собственно печи было запрошено 14000 рублей, «.для огневых про­водов — 2200рублей, для трубы — 1800рублей.». Накладные расходы, под которыми подра­зумевались оплата труда рабочих и самого изобретателя — конструктора, определялись в 5000 рублей. Запрашиваемые суммы не вызвали особых возражений, за исключением выде­ленных в отдельную графу «накладных расходов», оплату которых, в конечном счёте было решено возместить частично за счет Департамента государственных имуществ и частично за счет Департамента горных и соляных дел (точнее — «. из сбережений администрации гор­ных заводов.»).

Согласно расчётам Соболевского эксплуатация термолампа позволяла ежесуточно, при работе 6 человек в 2 смены, получать из 10 кубических дров «. среднего качества .» до 300 четвертей кокса и 150 пудов смолы или дегтя (в год, соответственно — 9000 четвертей «угольев» и 4500 пудов смолы или дегтя). Кроме того, указывалось, что «.при случае мо­жет быть сделано освещение разных рабочих мест без всяких дальнейших издержек.».

Работы по созданию термолампа для Монетного двора продолжались ровно год, с ок­тября 1813 г. по октябрь 1814 г. И уже в следующем месяце на Монетном дворе прошли ис­пытания первой в России комплексной пиролизной промышленной установки, целевыми продуктами которой наряду с твёрдыми (древесный уголь) и жидкими (смола и дёготь) про­дуктами, можно было получать и газообразное топливо (светильный газ).

Их результаты, к сожалению, оказались неудовлетворительными. Из 21,25 сажени дров удалось получить лишь 157 четвертей кокса и всего 1 пуд 20 фунтов дёгтя, что было почти в 4 раза по коксу и более чем 100 раз (!) по дёгтю меньше показателей, обещанных Соболев­ским. Изобретатель объяснил неудачу целым рядом технических дефектов, пообещав испра­вить их в ближайшее время.

Однако, как можно понять из дальнейших событий, Петр Григорьевич, видимо, охла­дел к этому своему проекту. Судя по всему, общение с представителями казённых ведомств разбило его надежды в части успешного продвижения термолампа, и он предпочел переори­ентироваться на представителей частного бизнеса, а точнее на известного предпринимателя, князя В. А. Всеволожского, предложившего поработать на своих пермских заводах. И, с неко­торым легкомыслием (часто свойственным людям творческим), заказав на одном из казён­ных заводов необходимое для доводки термолампа оборудование на сумму 1505 руб. 69 коп., Соболевский отбыл на Урал, предоставив Монетному двору расплачиваться по счёту и дово­дить его конструкцию до ума…

К марту 1816 г. Соболевский установил свой термоламп на Пожвинском металлургическом и металлообрабатывающем заводе, расположенном в 150 верстах от г. Перми (см. Рис. 4.7).

Этот, третий по счёту, аппарат оказался крупнее своих предшественников, представляя собой мощную газовую установку на три печи и четыре газометра, благодаря которой заво­дские цеха стали освещаться светильным газом. После чего В. А. Всеволожский приказал: «...Термоламп… исправить [здесь, видимо, в смысле: использовать] непременно, дабы осве­
щением его мастерские пользовались в полном виде, не имея нужды в свечах, которых на оное и не поку­пать.».

Находясь на Урале, Пётр Григорьевич, помимо прочего, построил «.два паровых бота.» — первые российские речные пароходы (задержки при спуске на воду и поломки которых привели к разрыву со Всево­ложским).

Есть сведения, что несколько позднее газовое ос­вещение и отопление получило распространение и в производственных помещениях ряда оружейных заво­дов Златоустовского горного округа (но, видимо, уже без участия Соболевского).

После возвращения в 1817 г. с Урала в Санкт — Петербург, П. Г. Соболевский стал работать в Горном институте. В последствие он стал широко известен как учёный-металлург, специалист мирового уровня по платине и другим благородным металлам. Служил полковником Корпуса горных инженеров, являлся чле­ном-корреспондентом Петербургской Академии наук (с 1830 г.) и секретарём Вольного экономического об — Рис. 4.7 В исторической хронике щества (с 1832 г.), но к газовым проектам больше не Пожвинского завода одна из возвращался. глав носит название

Хотя один из его сыновей Владимир Петрович «Терм°ламп Соб°левског°» Соболевский (1809-1882 гг.) в 1830-1840 годах и опубликовал несколько статей на данную тему (см. Приложение Б).

Но, так или иначе, а газификация России в целом (и Санкт-Петербурга в частности) на этом не остановилась. По некоторым данным в 1815 г., когда П. Г. Соболевский был на Урале, была газифицирована Александровская мануфактура. Причём светильный газ добывался не из древесины, а из угля. Автор этого проекта доподлинно не установлен, но, возможно, это был другой русский инженер (правда, с шотландскими корнями) Матвей (Мэтью) Егорович Кларк (1776-1846 гг.).

4 ь 1 * ^ . Создав на базе разработок англи-

‘ *- > Vi — и Уд?’ > V-‘*,^>_ чанина У. Мердока (см. Гл. 3) собст — =йи ™ ~ венный аппарат получения светильно­

Го газа, Кларк в 1815-1819 гг. устроил газовое освещение на столичном ка­зённом Александровском чугуноли­тейном заводе (см. Рис. 4.8; ныне ОАО «Пролетарский завод»), где постоянно бывал по роду своих служебных обя­занностей (он был смотрителем этого завода).

Рис. 4.8 Александровский чугунолитейный завод. Акварель, первая половина XIX-го века

Достаточно необычно и, в то же время, актуально выглядело стремле­ние Кларка создать газифицирующий аппарат, вырабатывающий горючий газ не из древесины, а из жиров, масла и других органических материалов. Данное обстоятельство могло быть расценено в качестве дополнительного «плюса», по­скольку управленческие структуры Санкт-Петербурга выражали серьёзную озабоченность неблагополучным положением в сфере снабжения столицы дровами, а также тесно связан­ной с этим вопросом проблемой «сбережения казённых лесов».

В 1819 году подошёл черёд включиться в борьбу за газификацию российской столицы уже «чистым» иностранцам.

В начале мая того года англий-ские предприниматели Уильям Гриффит и Джон Рот — тон представили новому петербургскому генерал-губернатору графу М. А. Милорадовичу, сменившему на этом посту С. К. Вязьмитинова, составленный в достаточно общих выраже­ниях проект «…Об освещении Санкт-Петербурга газом… как сие производится в Лондо­не.». Из конкретных цифр в документе приводилось лишь две (зато весьма внушительные) — общее количество намеченных к установке газовых фонарей (6 тысяч), и сумма которые компаньоны намеревались вложить в дело (450 тысяч фунтов стерлингов, что тогда равня­лось примерно 10 миллионам рублей в ассигнациях). Для устройства уличного и внутренне­го освещения предполагалось использовать искусственный горючий газ, получаемый из ка­менного угля.

По некоторым данным, ушлые англичане сразу же сделали правильный (а для России — так единственно верный) шаг — за свой счёт провели газ в особняк генерал-губернатора, по­сле чего газовое освещение сразу вошло в моду среди столичной знати, а у компании поя­вился могущественный доброжелатель (М. А. Милорадович оставался таковым, даже не смот­ря на инцидент 1824 года (см. ниже), вплоть до своей трагической гибели в декабре 1825 г. от пули, пущенной на Сенатской площади декабристом Каховским).

Вскоре М. А. Милорадович лично представил данный проект Его Императорскому Ве­личеству Александру I и 17 июня 1819 г. последовало Высочайшее поручение столичной Комиссии строений и гидравлических работ, возглавляемой А. де Беианкуром, составить экспертное заключение, а Комитету министров — провести обсуждение и принять решение по данному вопросу.

Заседание Комитета министров, посвященное вопросу о введении в Санкт-Петербурге газового освещения, состоялось 2 сентября 1819 года. В своём прошении У. Гриффит и Д. Ротон заверили присутствующих, что «…Наичуствительнейше сочтут себя одолженными иметь случай снабдить прекрасную сию столицу… освещением газом.».

Тем не менее, окончательное реше­ние было отложено Комитетом минист­ров на два месяца.

За это время, представители англий­ской компании устроили своего рода на­глядную демонстрацию преимущества нового вида освещения. Благодаря актив­ной поддержке М. А. Милорадовича за­жглись первые в Санкт-Петербурге улич­ные газовые фонари от «Гриффита и К0» (см. Рис. 4.9).

Газета «Санкт-Петербургские ведо­мости» (№ 87 за 1819 г.) так засвиде­тельствовала этот факт: «.Года 1819, 28 октября, на Аптекарском острове Санкт-Петербурга прошли испытания фонаря, питаемого водотворным газом. Сие событие станет образцом дости­жений русской науки. Толпа, собравшаяся поглядеть на оную демонстрацию, с восторгом и одобрением следила за тем, как происхо­дило действие. Думается, данный вид освещения имеет дальние перспективы в России.».

Рис. 4.9 Газовые фонари, установленные на одном из Санкт-Петербургских мостов

11 ноября проект снова обсуждался в Комитете министров. В результате английской компании разрешалось проводить работы по освещению, как частных домов, так и казённых зданий, но никакая поддержка ей не гарантировалась, и никаких казённых подрядов не пред­лагалось. Это решение, конечно, раздосадовало англичан (не для того они приехали в «ди­кую» Россию, чтобы тратить свои деньги), но не остановило. Гриффит и Роттон предлага­
ют участвовать в своей компании создателю аналогичной газифицирующей установки смот­рителю Петербургского казённого Александровского чугунолитейного завода обер — риттенфервалтеру 8-го класса Матвею Кларку.

М. Е. Кларк принял предложение и 17 апреля 1820 г. подал прошение министру внут­ренних дел В. П. Кочубею о выдаче ему, а также компании «Гриффит и К0» привилегии «.на сделание снаряда для освещения посредством газа.» сроком на 10 лет.

В приложенном к прошению «Описанию о выгодах употребления масляного газа со­ставленного для освещения» перечислялись достоинства нового «снаряда», а именно:

— его меньшие (на одну треть) габариты по сравнению с аналогичными приборами, ра­ботающими на древесном и каменном угле;

— «проистекающие» из предыдущего пункта большая дешевизна и простота устройства;

— возможность попутной выработки масла, смолы и прочего;

— большая яркость вырабатываемого газа.

В предпоследнем пункте «Описания» утверждалось, что «.Производство делание сего масляного газа весьма просто ибо нужно только опускать масло чрез самое простое уст­ройство крана — в реторте которой нагревается до необходимой степени жара, и потом опускается в реторты прямо сквозь воду в ископище или хранилище газа, откуда испуска­ется прямо уже в употребление.». В качестве резюме указывалось, что выгоды от исполь­зования нового «снаряда» составят «. не менее как две трети против всякого рода прежде употребляемого для освещения газа.».

Чтобы ещё раз наглядно продемонстрировать достоинства нового аппарата, компания «Гриффит и К0» осуществила достаточно сложный проект устройства освещения в здании Главного штаба на Дворцовой площади (см. Рис. 4.10), санкционированный тогдашним его

Начальником князем П. М. Волкон­ским. Особое впечатление на совре­менников производила висевшая в одном из залов штаба уникальная люстра с 365 газовыми рожками.

Еще одним казённым учрежде­нием, в котором компания «Гриффит и К0» установила газовое оборудова­ние, стало т. н. Кондукторское учили­ще Института инженеров путей со­общения, что, возможно, являлось своего рода попыткой наладить от­ношения с руководством Комиссии по строительству и гидравлическим работам в лице влиятельных А. де Беианкура и П.-Д. Базена. Тем не ме­нее, 26 июня 1820 г. Совет Министер­ства внутренних дел вынес заключе­ние о «полезности» сделанного Клар­ком аппарата и внёс в Государственный совет представление о целесообразности выдаче со­ответствующей привилегии Кларку и компании «Гриффит и К0», не уточняя срока действия.

В начале следующего 1821 года Уильям Гриффит развернул в российской столице, как бы сейчас сказали, «массированную пиар-кампанию по продвижению нового товара» — газо­вого освещения. Воздействие на широкую публику шло как через прессу, так и путём орга­низации свободного доступа на самый известный из газифицированных объектов — в здание Главного штаба.

Рис. 4.10 Главный штаб, расположенный на Дворцовой площади Санкт-Петербурга

Издатель и едва ли не единственный автор журнала «Отечественные записки» П. П. Свиньин писал по этому поводу: «.Освещение газом как новое, великолепное зрелище при­влекает ежедневно — от 8 до 9Уг часов вечера любопытство многочисленной публики, кото­
рой предоставлен свободный вход во все залы, освещенные оным. Доселе освещено помощию газа 12 комнат…».

Но надо знать неспешных ход чиновничьих дел в России (если, конечно, нет прямого «интереса» у всех «заинтересованных лиц»). Представление МВД 1,5 года «отлёживалось» в Госсовете до своего рассмотрения.

Наконец, 22 декабря 1821 г. на заседании Государственного Совета по вопросу выдачи привилегии Кларку и компании «Гриффит и К0» было при­нято положительное решение, а 11 февраля 1822 г. это решение было про­дублировано в Министерстве внутрен­них дел.

Вскоре возник вопрос о создании на базе компании «Гриффит и К0» «Российской компании газового осве­щения» с участием Кларка. Вопрос о разрешении создать специальную ком­панию под этим названием дважды об­суждался на заседании Комитета ми­нистров (4 и 8 июля 1822 г.) и был ре­шён положительно.

Для строительства «газового заведения» выделялся т. н. «Дом Кожевни-кова» с приле­гающим участком, расположенным между домом № 30 на Екатерининском канале и домом № 28 по Большой Мещанской, почти напротив паперти Казанского собора (см. Рис. 4.11) —

Т. е. в одном из центральных районов го­рода. Производимый в газовом заведении светильный газ сначала скапливался в цистерне — газгольдере (или, как ещё то­гда называли ёмкость для размещения газообразных веществ, «газометре»; см. Рис. 4.12), а затем при помощи колокола выдавливался в отводную трубу.

Однако владельцы соседних домов не испытывали восторга от такого сосед­ства, что привело к длительному кон­фликту, разрешившемуся при весьма драматичных обстоятельствах (см. ниже).

В 1822-1823 гг. по распоряжению В. А. Всеволожского и по чертежам, но без личного участия П. Г. Соболевского, Было организовано газовое освещение в загородном имении князя Рябово, распо­ложенном в 11 километрах от Санкт — Петербурга (ныне г. Всеволожск).

Рис. 4.11 Санкт-Петербургский Казанский собор

В 1823 г. (до организации подобных производств за рубежом оставалось ещё несколько десятилетий) братья Василий, Герасим и Макар Дубинины, крепостные крестьяне графини Паниной, построили в Моздоке завод для перегонки нефти и получения фотогена — аналога керосина. Завод Дубининых был очень прост: котёл емкостью 40 ведер (около 500 литров) нефти разместили в печке, создав, таким образом, «перегонный куб» — разновидность газогенератора жидких топлив.

S 4 Рис. 4.13 Чертёж нефтеперегонного завода братьев Дубининых, выполненный в 1846 г.

На Рис. 4.13 приведён чертёж завода, выполненный в 1846 г.

Из перегонного куба периодического действия труба с продуктами газификации была пущена через бочку с водой (холодильник) в ведро (ёмкость — приёмник) для фотогена, вы­ход которого составлял около 40 процентов от нефтяного сырья.

В 1823-1824 гг. русский изобретатель-самоучка Иван (по другим данным — Сергеи) Иванович Овцын на берегу Чёрной Речки (по другим данным — близь Охты) построил ориги­нальную углеобжигательную печь. Данная печь, также как термоламп, спроектированный Соболевским для Монетного двора (см. выше), была предназначена для получения всех воз­можных продуктов пиролиза: и твёрдых, и жидких, и газообразных. При испытаниях в неё загрузили «…Двадцать кубических сажен семичетвертовых дров…» (половина дров была березовые, половина — сосновые) «.и развели огонь в топках…» В процессе сухой пере­гонки из этого количества дров получили 400 кулей древесного угля, 100 пудов дегтя и смо­лы, 100 ведер уксуса, 20 ведер скипидарной эссенции и некоторое количество светильного газа (видимо с замерами производительности установки по газу тогда были проблемы).

Нужно отметить, что данный результат оказался более впечатляющим, чем в случае с аппаратом Соболевского на Монетном дворе. И хотя само изобретение Овцына уверенно встало в нескончаемый ряд невостребованных отечественных изобретений, но, по-видимому, именно после этих удачных опытов в России началось изготовление скипидара непосредст­венной сухой перегонкой древесины.

К 1824 г. «Российская компания газового освещения» производила и подавала светиль­ный газ для 79 люстр и 245 настенных ламп, установленных в уже перечислявшихся казён­ных зданиях, а также в частных домах. Кроме того, насчитывалось 93 уличных газовых рож­ков, установленных, в основном, вдоль Невского проспекта и на прилегающих к нему ули­цах. Газовое освещение в первой половине 20-х годов XIX века, помимо мест, упомянутых выше, было устроено на Сенатской площади, в т. ч. у памятника Петру I (см. Рис. 4.14), в помещениях Адмиралтейской части, а также в театре, который генерал-губернатора Милора­дович построил для своей фаворитки балерины Е. А. Телешовой на берегу Фонтанки у Чер­нышёва моста.

Был газифицирован и знаменитый пе­тербургский Летний сад. И, если в Михай­ловском А. С. Пушкин писал свои стихи ещё при свечах, то по Летнему саду он гулял уже в газовом свете (см. Рис. 4.15).

Ещё два интересных факта связываю­щих великого русского поэта и газовое ос­вещение. Один из ближайших друзей Пуш­кина — Никита Всеволожский (сын князя В. А. Всеволожского; см. выше) в 1835 г. стал одним директоров и членом Правления «Общества для освещения Санкт — Петербур-га газом» (см. ниже). Не исклю­чено, что акции Общества мог приобрести и поэт. А убийца Пушкина — Ж. Ш. Дантес — вернувшись во Францию, добился весьма впечатляющего коммерческого успеха имен­но на ниве газового освещения, возможно, помня о «газовой лихорадке», охватившей во второй половине 30-х годов XIX столетия российскую столицу.

В первой половине 1824 г. произошла смена на капитанском мостике «Российской компании газового освещения»: руководите­лем стал Джон Роттон, а Уильям Гриффит «по собственному желанию» ушёл на вторые роли. И 5 июля 1824 г. уже Роттон направ­ляет новому министру внутренних дел В. С. Ланскому прошение. В нём он, в частности, просит министра ходатайствовать перед Им­ператором о публикации специального импе­раторского указа «…Об учреждении во всех городах Российской империи компании газо­вого масляного освещения… по примеру су­ществующей Американской компании…» т. е. с монопольным положением, максимальным набором разного рода льгот, в т. ч. на законо­дательном уровне, и гарантией государствен­ных подрядов и гарантий.

Прошение Ланской передал всесильно­му тогда царскому фавориту А. А. Аракчееву. Тот, в свою очередь, представил его Импера­тору Александру I, который 11 августа 1824 г. оставил на нём взвешенно-осторожную ка­рандашную пометку «…по сему прошению следует подробно рассмотреть введение освещения газом по городу, не будет ли сопряжено с некоторою опасностию и со случаями подобными происшедшему в Лондоне…». И Его Вели­чество, что называется, «как в воду глядели»!

Рис. 4.14 Современный электрический светильник, освещающий «Медного всадника», стилизованный под старинный газовый фонарь с пятью горелками

В Лондоне к тому времени произошло уже несколько газовых аварий, в т. ч. с жертвами и разрушениями. Об одной такой, правда случившейся уже после «карандашной пометки» на
прошении Роттона, поведал в своём послании В. С. Ланскому член Комиссии по изучению вопроса о безопасности газового производства, учреждённой при МВД в сентябре 1824 г., статский советник А. И. Стайкович. «...ноября 1824 года случилось в Лондоне в доме одного купца, торгующего бакалеей, газовый взрыв. Купец нанял двух плотников для срочной почин­ки, и послал их с горящею свечою в погреб. Только что сии в дверь погреба вступили, как газ истекший чрез небольшую щель газовой трубы воспламенился с эксплозиею, обоих плотни­ков с чрезвычайной силою бросило на землю, купца же, находившегося в лавке, буквально не­сколько вершков вверх подняло. Весь дом пришел в сотрясение, но кроме того, что окошки и двери нижнего этажа взорвало, в целом доме никто опасно не повреждён… Это был уже девятый взрыв в Англии…».

По удивительному совпадению это послание было получено в Министерстве внутрен­них дел 19 декабря 1824 года, аккурат в тот день, когда в помещении для производства газа «Российской компании газового освещения» около Казанского собора грянул первый рос­сийский газовый взрыв, о возможности которого «так долго говорили» противники газового производства.

В результате расследования Комиссия пришла к выводу, что, как ни странно на первый взгляд, главной причиной аварии стало знаменитое наводнение, случившееся 7 ноября 1824 года (описанное, в частности, Пушкиным в «Медном всаднике»; см. Рис. 4.16).

Залившая всё помещение вода от­клонила колокол, что привело к утечке газа. Утечка была совсем небольшой, но газ накапливался в закрытом поме­щении в течение месяца и, как положе­но, взорвался при появлении смотрите­ля с зажжённой свечой.

Последствия взрыва не были та­кими уж трагическими — непосредст­венный виновник аварии не пострадал (по крайней мере, физически), но на­чавшийся пожар привёл к почти пол­ному разрушению помещения и уста­новленного в нём оборудования.

Как бы то ни было, Александр I в феврале 1825 года отдаёт специальное императорское повеление «…Освещение газом не дозволять без моего особого разреше­ния.». На какое-то время развитие газового дела в России затормозилось. Если в предыду­щие годы публика воспринимала новый вид освещения как модную новинку, устройство ко­торой работало на престиж предпринимателя или государственного чиновника, то теперь пришло время первого приступа «газобоязни».

Рис. 4:16 Эскиз А. И. Бенуа к поэме А. С. Пушкина ^Медный всадник»

Весьма показательным в этом отношении является пример с театром Милорадовича на Фонтанке. Как писал историк Санкт-Петербурга М. И. Пыляев: «...Театр был открыт на Масленице, а на первой неделе Великого поста [2 мая 1825 г.] он сгорел в три часа; театр этот освещался газом, и поэтому случаю все подозрение в несчастье пало на газ, но оказа­лось, что пожар произошел от треснувшей печки…».